Песня Свон. Книга первая. - Страница 22

Она чувствовала запах горящих волос, ощущала, как ее спина и руки покрываются волдырями. Оставалось возможно не более тридцати секунд до того, как она воссоединится со своим Господином и Повелителем, и ее изумляло, что она не готова и не хочет этого.

Издав леденящий крик ужаса, она внезапно споткнулась и упала головой на пол.

Намереваясь встать на четвереньки, она увидела, что споткнулась о решетку, в которую вливался поток грязной воды. Под решеткой не было видно ничего, кроме тьмы. Она оглянулась на настигающее пламя, и брови ее спалились, а лицо покрылось мокрыми волдырями. Воздух нельзя было вдохнуть. Времени вскочить и бежать не было, пламя было рядом.

Она ухватилась за прутья решетки и рванула ее на себя. Один из проржавевших винтов оторвался, но другой держал крепко. Языки пламени были не дальше сорока футов, и волосы Сестры Ужас вспыхнули.

– Боже, помоги! – мысленно закричала она и потянула решетку с такой силой, что почувствовала, как ее плечи чуть не выходят из суставов.

Второй винт оторвался.

Сестра Ужас отбросила решетку в сторону, в следующую секунду схватила свою сумку и свалилась головой вперед в дыру.

Она упала на четыре фута в яму размером в гроб, где было на восемь дюймов воды.

Языки пламени промчались над ее головой, высосав из легких воздух и обжегши каждый дюйм не закрытой кожи. Ее одежду охватило огнем, и она отчаянно задергалась в воде. Несколько секунд ничего не было, кроме рычания и боли, и она ощутила запах сосисок, варившихся в котле продавца.

Стена огня двигалась дальше как комета, а по ее следу возвращалось шипение “уущь” воздуха снаружи, несшего сильный запах обуглившегося мяса и горелого металла.

Внизу, в яме, из которой грязная вода уходила в водосток, дергалось в судорогах тело Сестры Ужас. Три дюйма воды поднялось в виде тумана и испарилось, уменьшив силу огня. Ее обожженное, изодранное тело судорожно искало воздуха, наконец задышало и забрызгало слюной, покрытые волдырями руки все еще сжимали сморщившуюся брезентовую сумку.

Потом она улеглась и затихла.

Глава 8. Восторгающийся

8 часов 31 минута (горное дневное время)

Гора Голубой Купол, штат Айдахо

Настойчивый звонок телефона на столе рядом с кроватью оторвал человека на ней от сна без сновидений. Пойдите прочь, подумал он. Оставьте меня в покое. Но звонок не прекращался, и он наконец медленно повернулся, включил лампу и, щурясь на свет, поднял трубку.

– Маклин,– сказал он голосом, хриплым спросонья.

– Э… полковник, сэр? – Это был сержант Шорр. – У меня назначена ваша встреча с несколькими людьми, ожидающими сейчас вас, сэр.

Полковник Джеймс “Джимбо” Маклин взглянул на маленький зеленый будильник рядом с телефоном и увидел, что он на тридцать минут опаздывает на установленную встречу и церемонию пожимания рук. Пошло все к дьяволу! – подумал он. Я поставил будильник на 6:30 ровно. – Все в порядке, сержант. Продержите их еще пятнадцать минут. – Он повесил трубку, потом проверил будильник и увидел, что рычажок все еще был нажат вниз. Либо он не включал звонок, либо выключил его, не просыпаясь. Он сел на край постели, пытаясь собраться с силами и встать, но тело было вялым и разбитым; несколько лет назад, он мрачно усмехнулся, ему не требовался будильник чтобы просыпаться. Он мог проснуться от звука шагов по мокрой траве и, как волк, вскочить в несколько секунд.

Время идет, подумал он. Давно ушло.

Он заставил себя встать. Заставил перейти спальню, стены ее были украшены фотографиями летящих “Фантомов” F–4 и “Громовержцев” F–105, и войти в маленькую ванную. Включил свет и пустил воду в раковину; вода пошла ржавая. Он плеснул воды в лицо, вытер его полотенцем и встал, глядя мутными глазами на незнакомца в зеркало.

Маклин был ростом шесть футов два дюйма и до последних пяти–шести лет тело его было худым и твердым, ребра покрыты мышцами, плечи крепкие и прямые, грудь выступала вперед как броня на танке М1 “Абрамс”. Теперь характеристики его тела портила вислая плоть, пресс с трудом выдерживал пятьдесят приседаний, которые он делал каждое утро, точнее, когда находил время делать их. Он обнаружил обвисание плеч, как будто его придавливала невидимая тяжесть, а в волосах на груди пробивалась седина. Его бицепсы, когда–то твердые как камень, стали мягче. Однажды он сломал шею ливийскому солдату захватом руки; теперь ему казалось, что у него не хватит сил разбить каштан молотком.

Он включил в розетку электробритву и стал водить ею по щетине на подбородке. Темно–каштановые волосы были острижены очень коротко, на висках виднелась седина; под квадратный плитой лба глаза были холодной голубизны, запавшие в глубокие провалы худобы подобно кусочкам льда в мутной воде. Пока Маклин брился, ему пришла в голову мысль, что лицо его стало напоминать любую из сотен боевых карт, над которыми он просиживал так давно: выступающий утес подбородка вел к извилистому оврагу рта и дальше к холмам точеных скул и через крутой перевал носа опять вниз к болотам глаз, потом вверх в темный лес густых бровей. И все земляные отметки тоже были тут, как например: оспенные воронки от сильной прыщавости в юности, маленькая канавка шрама, пролегшего по левой брови,– след срикошетировавшей пули, попавшей в него в Анголе. Через лопатку прошел более глубокий и длинный шрам от ножа в Ираке, а напоминанием о вьетконговской пуле была сморщенная кожа на правой стороне грудной клетки. Маклину было сорок четыре года, но иногда после сна он чувствовал себя семидесятилетним, когда напоминали о себе стреляющие боли в руках и ногах от костей, поломанных в битвах на далеких берегах.