Песня Свон. Книга первая. - Страница 42

– Да,– сказал Маклин. – Беру себя в руки. Он поднял тощую руку и отогнал мух.

А потом начался стук, и Маклин захныкал и вжался в стену. Над ним были Чарли, стучавшие по металлу прутьями и палками. В яме от эха шум удваивался и утраивался, пока Маклин не зажал уши руками; стук продолжался, все громче и громче, и Маклин чувствовал, что вот–вот закричит.

– Нельзя,– сказал Солдат–Тень, с глазами как кратеры на луне. – Нельзя, чтобы они слышали твои крики.

Маклин набрал пригоршню грязи и засунул ее в рот. Солдат–Тень был прав. Солдат–Тень был всегда прав.

Стук прекратился, и крышку оттащили в сторону. Пронзительный солнечный свет ослепил Маклина, он видел их, перегнувшихся через край и ухмылявшихся над ним.

– Эй, полкаш! – позвал один из них. – Ты голоден, полкаш Макрин?

Рот Маклина был полон грязи и дерьма, он кивнул и сел как собака, собирающаяся почесаться. – Осторожно,– прошептал ему на ухо Солдат–Тень. – Осторожно.

– Ты голоден, полкаш Макрин?

– Пожалуйста,– изо рта Маклина вываливалась грязь. Он протянул к свету ослабшие руки.

– Лови, полкаш Макрин,– что–то упало в грязь в нескольких футах от разлагающегося трупа пехотинца, которого звали Рэгсдейл. Маклин подполз к нему, перебрался через труп, и схватил это, оказавшееся жареной на масле рисовой лепешкой. Он стал жадно запихивать ее в рот, к глазам его подступили слезы радости. Чарли над ним стали хохотать. Маклин переполз через останки капитана ВВС, которого называли “Миссисипи” за его густой бас, теперь от Миссисипи осталась кучка тряпья и костей. В дальнем углу лежало третье тело, еще одного пехотинца, молодого парня из Оклахомы, которого звали Мак–Ги, слабо ворочавшегося в грязи. Маклин присел над Мак–Ги, жуя рис и чуть не плача от радости.

– Эй, полкаш Макрин. Ты грязнуля. Пора принимать ванну.

Маклин захныкал и вздрогнул, прикрыл голову руками, потому что знал, что это означает.

Один из Чарли перевернул ведро с человеческим дерьмом в яму, и оно полилось на Маклина, растекаясь по спине, плечам и голове. Чарли зашлись от хохота, но Маклин все внимание устремил на рисовую лепешку. Немного дерьма попало на нее, и он вытер его лохмотьями своей летной курточки.

– Ну, хватит. – Чарли, выливший ведро, крикнул вниз:

– Теперь вы, парни, что надо!

Мухи замельтешили над головой Маклина. Хороший у меня сегодня обед, подумал Маклин. Это поддержит жизнь и, пока он разжевывал лепешку, Солдат–Тень сказал:

– Правильно делаешь, Джимбо. Разжуй каждый кусочек до последней крошки.

– Счастливо оставаться,– сказал Чарли, и металлическую крышку вновь задвинули на место, отрезав солнечный свет.

– Дисциплина и контроль,– Солдат–Тень подполз к нему ближе. – Это делает человека мужчиной.

– Да, сэр,– ответил Маклин, и Солдат–Тень смотрел на него глазами, горящими, как напалм в ночи.

– Полковник!

Далекий голос звал его. Трудно было уловить его, потому что боль в суставах и костях разливалась по телу. На нем лежало что–то очень тяжелое, почти ломая его позвоночник. Мешок картошки, подумал он. Нет, не то. Что–то тяжелее.

– Полковник Маклин,– настаивал голос.

Пошел к черту, подумал он. Пожалуйста, уйдите. Он попытался поднять правую руку, чтобы отогнать мух с лица, но когда сделал это, сильная оглушающая боль прошла по руке и плечу, и он застонал, когда она оторвалась в позвоночнике.

– Полковник! Это Тэдд Уорнер! Вы меня слышите? Уорнер. “Медвежонок” Уорнер.

– Да,– проговорил Маклин.

Боль как ножом ударила его под ребра. Он знал, что сказал недостаточно громко, поэтому попробовал еще. – Да, я слышу.

– Слава Богу! У меня есть фонарь, полковник! – Луч света попал Маклину на веки, и он попытался открыть глаза.

Луч фонаря пробивался с высоты около десяти футов над головой Маклина. Каменная пыль и дым все еще были густыми, но Маклин смог разобрать, что лежит он на дне ямы. Медленно повернув голову, от чего боль чуть не бросила его обратно в беспамятство, он увидел, что дыра над ним была недостаточно широкой, чтобы через нее мог пролезть человек. Как он мог быть втиснут в такое пространство – он не знал. Ноги Маклина были тесно поджаты под него, спина его скрючилась под весом не мешка с картошкой, а человеческого тела. Мертвого человека, кого, Маклин не мог сказать. Над ним в яме были смятые кабели и переломанные трубы. Он постарался высвободить из–под страшного веса свои ноги, но безумная боль снова пронзила его правую руку. Он вывернул голову в противоположную сторону, и при слабом свете фонарика сверху увидел то, что стало отныне его главной неприятностью.

Его правая рука уходила в трещину в стене. Трещина была шириной в дюйм, а на скале блестели струйки крови.

Моя рука, тупо подумал он. Воспоминание об оторвавшихся пальцах Беккера пришло ему в голову. Он решил, что рука могла попасть в щель, когда он падал вниз, а потом скала переместилась снова…

Он не чувствовал ничего, кроме терзающей боли в запястье, как от затянутого наручника. Кисть и пальцы омертвели. Придется научиться быть левшой, подумал он. И вдруг по его сознанию ударило – мой палец для спускового крючка пропал.

– Наверху со мной капрал Прадо, полковник! – крикнул вниз Уорнер. – У него сломана нога, но он в порядке. У других состояние хуже, многие мертвы.

– А как ваше? – спросил Маклин.

– Спину мне чертовски крутит. – Голос Уорнера звучал так, будто ему было трудно дышать. – Чувствую себя так, будто разваливаюсь на части и суставы не держат меня. Плюю кровью.

– Кто–нибудь занимается составлением сводки потерь?